Когда в наш общий дом пришла война, она пришла не с экранов телевизоров. Она пришла в свисте «градов» над головой, в зареве на горизонте Суджи и Коренево, в спрессованном страхе ночи, которую разрывали взрывы. Курская земля, испещренная ржавыми шрамами Прохоровки, вновь узнала вкус пепла и горечи. Люди, сидящие в подвалах, в страхах собственной души, в кромешной тьме, где рождаются самые простые и самые страшные вопросы: как жить дальше? Во что теперь верить? Где взять силы, чтобы просто выйти на свет?
Мы собрались с командой, взяли камеру и поехали туда, где боль была острее всего. Туда, где люди стояли перед тем, что еще вчера называли «жизнью», а сегодня это было лишь пепелище да обугленные косяки дверей. Мы поехали в качестве документалистов – фиксировать, сохранять, свидетельствовать. И я не знал тогда, что мы отправляемся навстречу чуду.
Оно не пришло в виде вспышки с небес. Оно подошло ко мне в образе бабушки из Суджи, которая на все уговоры наших русских ребят эвакуироваться покачала головой: «Куда я без Леньки? Он у меня в клубнике лежит… Я с ним 48 лет прожила. Одно дело у меня осталось — похоронить мужа по-человечески». Это Чудо было в них – в людях, чья любовь оказалась сильнее страха смерти.
Чудо – это взгляд медика, который под бешеным огнем тащил на себе раненого восемь часов, привязав его ремнем за руку. Девушка, которая в девятнадцать лет поседела и получила медаль «За отвагу», а вернувшись домой, увидела свою собственную похоронку. «Меня спасла мамина молитва, — сказала она мне. — Я её в медальоне носила и целовала перед боем».
Чудо – это истории ребят, вернувшихся из пекла. Они говорили не о подвигах, а о теплой кружке чая в минуту затишья, о собаке по кличке Хромой, что прибилась к позициям и слышала каждый шорох, предупреждая бойцов об опасности и заменяя им мать. Они говорили о простом: «Делить будем по-честному», — и разламывали хлеб пополам. Они видели ад, но не позволили ему спалить в себе самое главное — искру человечности.
А еще Чудо — это Ваня. Мальчик, который кричал в темноте: «Мама! Папа! Где вы? Я ищу вас каждый день!». Его боль выжгла во мне все, что было накоплено к 39 годам, оставив лишь голую, трепещущую душу. Его вопрос: «Зачем ты меня спас, дедушка?» — стал главным вопросом ко мне самому и к этому проекту.
Я разговаривал с людьми, а Таня с Вадимом старались успеть записать всё на камеру, чтобы не упустить ничего: рассказы волонтеров, на чьих глазах гибли товарищи; женщин, которые в панике выбрасывали продукты из холодильника, думая, что они испортятся, и крестили квартиру, уезжая в никуда; мужчин, которые вели детей строго друг за другом под автоматным огнем, — а внутри меня что-то переворачивалось. Из простого сбора свидетельств родилось нечто большее. Я понял, что эти истории нельзя просто положить в архив. Их нужно оживить. Пропустить через сердце не только зрителя, но и самого рассказчика. Дать этой правде выйти на сцену и стать мостом между болью одного и исцелением другого.
Так родился наш театрально-документальный проект. Это не спектакль. Это исповедь. Это терапия. Когда человек, переживший утрату, выходит на сцену и впервые вслух произносит: «Они зашли со стороны Горналя… и расстреляли мальчишек и те упали прямо в воду…» — с ним происходит метаморфоза. Слово, облеченное в тишину зала, перестает быть раной. Оно становится мостом. Я видел, как на репетициях и на показах плакали взрослые, седые мужчины, с замиранием сердца сидели младшие школьники, как обнимались незнакомые люди, как в глазах, ещё вчера смотревших в пустоту, зажигалась та самая искра надежды.
Я уверен, что театр врачует души. Он не стирает память. Он превращает боль в силу. Он становится маяком. Ко мне подходили после показов и говорили: «Я думал, моя жизнь кончена. Но я услышал историю той женщины и понял — если она смогла улыбаться, смогу и я». Вот оно, главное чудо — способность одного человека поднять другого без единого слова, одной лишь силой своей правды.
Из этого проекта, как побеги из «древа жизни», что является главным символом и изображено на суджанском изразце, начали вырастать новые. Мы готовимся к запуску художественно-документального фильма. И он снова о чуде. О реальном чуде. О том, как доброволец Андрей, некрещеный, был окрещен на полигоне и ушел на фронт с крестиком. Через два месяца он погиб. А его мама прислала на фронт свою «Ниву» с брелоком-ангелочком. Так ангел Андрейка вернулся на курскую землю.
Я видел это своими глазами. Я видел чудо веры, о котором мне рассказывал седой ветеран – ребенок войны, который с матерью находился в сожжённом фашистами доме. Я слышал историю, пересказанную дрожащими губами матерей, историю неверующего до сего момента бойца, о том, как образ Серафима Саровского встал перед ним и вынес с поля боя. Мне шептали о чудесной помощи блаженной Матроны, о явлении Пресвятой Богородицы, о молитве, услышанной монахиней Мисаилой. Кто-то усомнится, назовет это совпадением или игрой разума, но я видел глаза этих людей – в них нет места лжи, только благодарность и непоколебимая вера. Я сам обращался к их помощи и поддержке, видел её и в Дивеево, и на источниках в Коренной и у оградки Мисаилы.
Наша главная задача — чтобы их услышали. Чтобы тот, кто стоит на краю, как тот мальчик Ваня, услышал этот тихий, но мощный хор голосов из разных уголков России: бабушки, не уехавшей от могилы мужа; медика, тащившего раненого восемь часов; матери, потерявшей сына и пошедшей служить поваром в мотострелковый полк, потому что теперь у нее «много сыновей». Чтобы он смог, как Ваня, встать, вытереть слезы и сказать: «Я буду жить. Ради вас. Ради всех, кто отдал свою жизнь, чтобы мы могли любить». Встать и идти за чудом. Оно не где-то далеко – оно в стойкости обычного человека, в милосердии, в памяти, в вере… Оно внутри нас самих.
Этот проект для меня — не работа. Это путь, на который меня благословили люди, доверившие мне свои самые сокровенные истории. Это путь к свету, который мы зажигаем друг в друге. И я иду по этому пути, безмерно благодарный за каждую открытую мне дверь и каждое разделенное со мной чудо.
Михаил Иванов, автор и режиссёр проекта «Народная история «Непокоренный Курск»
